И Кайл не стал меня искать.

Это было больно, несмотря на то, что, в общем-то, именно этого я и добивалась. Не видеть его больше, не слышать и не знать ничего о том, как сползаются в замок вооруженные люди и как сгущаются тучи над мрачным жилищем некроманта.

Я поселилась в городке неподалеку от дворца. Накопленных за полтора месяца работы у графа денег было не так много, но гораздо больше, чем прежде я могла собрать за полгода. Таким образом, на недолгую жизнь в комнатке захудалого постоялого двора мне должно было хватить. А потом я планировала уехать к себе в Серые ушки.

Однако едва минуло несколько дней после моего стремительного побега, как в дверь моей комнаты постучали.

Сердце в тот же миг остановилось, чтобы через мгновение как бешеное удариться о ребра. Кто мог знать о том, что я остановилась здесь? Кто был способен найти меня где угодно?

Только граф, хозяин провинции. Только перед ним открылись бы любые двери.

Но, к сожалению, я ошиблась. И, дернув ручку, я обнаружила на пороге человека, которого в глубине души вообще не чаяла увидеть в живых.

— Господин Хушт? — ахнула, не веря своим глазам.

Передо мной и впрямь стоял приснопамятный дворецкий, которого Кайл Шерье вышвырнул из дворца после того, как скользкий тип пытался изнасиловать меня прямо в коридоре.

— А ты думала кто? — оскалился он и без разрешения вошел в дом.

Аккуратная блестящая лысина, казалось, стала больше, а жирное лицо блестело еще сильнее прежнего. Я отшатнулась, разглядывая незваного гостя и отмечая, что увольнение не пошло ему на пользу.

— А-а-а, — протянул он, не дождавшись моего ответа. — Ты, наверное, ожидала увидеть своего графа. Думала, он прибежит за тобой и унесет на руках в светлое будущее? А может, вообще сделает тебя графиней? Своей женой?

После последних слов он расхохотался, а я невольно обхватила себя руками. На душе стало гадко.

Неужели я и впрямь думала об этом? Сейчас из уст бывшего дворецкого это звучало ужасно смешно. И глупо.

— Служанка, ставшая графиней! — повторил он, прищурив глаза и хлопнув себя по бедру, продолжая веселиться.

— Зачем вы пришли, господин Хушт? — оборвала я поток его бессмысленной радости.

— А ты как думаешь, гадкая девчонка? — резко нахмурился он, и от веселья не осталось и следа. В следующий миг он, не сводя с меня злого взгляда, захлопнул дверь и провернул замок.

Я попятилась назад, чувствуя, как спина обливается холодным потом.

— Из-за тебя я потерял работу, которой отдал семь лет своей жизни, — выдавил он ядовито.

— Из-за меня? — возмутилась я, пытаясь сохранять спокойствие. — А я думала, что вы потеряли место из-за того, что распускали руки с прислугой.

— Да как ты смеешь, дрянь?! — рявкнул он, резко шагнув вперед и со всей силы ударив меня по лицу.

Опять.

Как в первый раз.

— Вы повторяетесь, — прошипела я, отталкивая мужчину и пытаясь быстро прошмыгнуть мимо него к двери.

Но не успела.

Дворецкий перехватил меня за талию и поднял в воздух.

— Куда собралась, пташка? — оскалился он, развернул меня и тут же прижал к своему телу.

В нос ударил запах застарелого пота.

После слова “пташка” в голове так некстати всплыла улыбка графа Шерье и его шепот: “Моя бабочка…”

На глазах выступили непрошеные слезы.

Я была не пташкой… Я была бабочкой…

Но, увы, граф уже не придет, чтобы повторить это и спасти меня снова.

— Отпусти меня немедленно, — проговорила я зло. — Я тебя предупреждаю…

— И что ты мне сделаешь? — усмехнулся дворецкий, просовывая ладонь мне под юбку и лапая за бедро.

Тошнота подкатила к горлу.

Мокрые слюнявые губы прошлись по шее, оставляя скользкий след.

— Убери свои грязные руки, Вилберн! — прорычала я, отталкивая его и пытаясь пнуть мерзавца по причинному месту, которое сейчас так отвратительно топорщилось из штанов.

В этот момент дворецкий отстранился от меня и через секунду вновь ударил по лицу.

Из глаз, кажется, посыпались звезды.

— Не смей звать меня по имени, шлюха! Я научу тебя этикету. Для тебя я господин Хушт! А ты — всего лишь никому не нужная, дешевая девка, каких тысячи!!! Не знаю, почему тогда, в ту злополучную ночь, когда я встретил тебя в запретном крыле, мне вздумалось тебя трахнуть. Понятия не имею! Словно помрачение нашло. Но теперь-то я в своем уме, птичка. В своем! И раз уж меня уволили за то, что я чуть тебя не поимел, то будет честно, если я закончу дело, как ты думаешь? — кричал он, плюясь слюной. — Отвечай!

Я не отвечала, пытаясь сфокусировать взгляд на его отвратительном дряблом лице. Меня переполняла ненависть. Злость такой силы, что, казалось, подобное чувство вообще не может уместиться в человеческом разуме.

Я никогда и никого не ненавидела так.

— И не подумаю, — выплюнула я и, воспользовавшись тем, что он отпустил мою руку, со всего размаху ударила его по лицу ладонью.

На рыхлой коже остались четыре кровавых следа от моих ногтей.

Рука зудела, а мне хотелось ее помыть, потому что на пальцах алела его кровь.

Вилберн взвыл как дикий зверь.

Полагаю, тут-то мне и должен был прийти конец. Но меня почему-то это уже не заботило.

В голове вдруг мелькнуло: я уже потеряла все, и больше не страшно потерять что-то еще.

— Мерзкая тварь! — сплюнул дворецкий на пол, прижав раненую щеку, а в следующий миг схватил меня и кинул на мою же постель. — Сперва я закончу то, что начал еще в замке, а затем отведу тебя к себе и привяжу в подвале, как собаку. Будешь носить мне еду и вылизывать обувь, как и положено шлюхам.

— Почему я шлюха? — спросила негромко, раскинув руки по кровати и не понимая, чем заслужила такое обращение. Мне было просто интересно, но Вилберн, казалось, не слышал меня. Он торопливо развязывал тесемки на штанах и уже не обращал никакого внимания на мое бормотание.

А я слушала, как клокочет собственное сердце в груди, как пульсирует грудная клетка и становится жарко. Словно во мне бурлил злой вулкан.

Как только дворецкий стянул, наконец, свои грязные портки, я выплюнула ему в лицо со всей яростью, которая копилась у меня внутри, требуя выхода:

— Чтоб ты сдох, Вилберн Хушт.

И замерла, не шевелясь.

Я вдруг поняла, что при всем моем человеколюбии, будь у меня такая возможность, убила бы этого червяка, не задумываясь.

Но у меня не было такой возможности. И я знала, что никто уже не придет ко мне на помощь.